Александр Дюма - Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

— Ну, — сказал он, снимая со своего мизинца кольцо с бриллиантом и надевая его мне на палец, — не хватало только такого перстня, чтобы сделать их руками герцогини.

Я покраснела до ушей — от смущения, но больше от удовольствия. Однако, хотя мне тоже казалось, что с этим украшением мои руки обрели особенную красоту, я попыталась все-таки возвратить адмиралу кольцо, преподнесенное так галантно. Но он задержал мою ладонь в своей, заметив, что, если я останусь глуха к его просьбе, мне следует опасаться, как бы и он не отказал в моей.

Я бросила взгляд на Эми; она сквозь слезы глядела на меня с такой мольбой, что у меня не хватило духу упорствовать далее.

Кольцо осталось у меня.

Эми, казалось, заметно приободрилась. Она спросила:

— Но что же будет с моим бедным Диком?

— Послушайте, — сказал адмирал, — я теперь уже не вправе решить подобный вопрос сам; я могу предложить, чтобы его освободили, но мне необходимо получить согласие Адмиралтейства.

— Да, — сказала я, сжимая руки Джона Пейна в своих, — но если освобождения попросите вы, они не могут отказать, не правда ли?

— Надеюсь.

— Скажите, что вы уверены!

— Чтобы доставить вам удовольствие, я сделаю все, что от меня зависит, — произнес адмирал с изысканно-вежливым поклоном.

— О, — вскричала я, — если все кончится хорошо, я буду вам так благодарна!

— То, что вы мне сейчас сказали, это правда? — спросил адмирал, пристально глядя на меня глазами, полными если не любви, так, по меньшей мере, желания.

Я покраснела и молча опустила голову.

Мне показалось тогда, будто он обменялся взглядами с Эми, впрочем, в ее взгляде, как и в моем, может быть, не было ничего, кроме мольбы.

— Что ж, — снова заговорил он, — я дам вам доказательство моей доброй воли. Я сегодня же отправлюсь в Лондон и там предприму необходимые меры.

— О, как вы добры! — воскликнула я.

— А когда и где мы сможем получить ответ? — спросила Эми.

— Нет ничего проще, — сказал адмирал. — Подождите его.

— Здесь? — пробормотала я растерянно, вспомнив о свидании, назначенном на этот вечер.

— Нет, в Лондоне, в моем доме на Пикадилли.

Я с сомнением покосилась на Эми.

— Спросите у Эммы, — сказала она, — что касается меня, то я к услугам вашей милости.

— Я готова ждать, где вам угодно, милорд, — пробормотала я, надеясь, что нашла удачный ответ. — Только…

— Только? — повторил адмирал.

— Мне необходимо быть дома в десять вечера.

— Вы вольны удалиться, когда вам будет угодно. Но, поскольку ответ может заставить себя ждать и мне из-за этого, возможно, придется задержаться допоздна, давайте выпьем по чашке чая с пирогом. После этого я верну вам свободу и попрошу вас возвратить мне мою, чего, разумеется, не стал бы делать, если бы надобность оказать вам услугу не принуждала меня вас покинуть.

Он позвонил в китайский колокольчик, отозвавшийся протяжным трепетным звоном.

Вошел слуга.

— Чаю! — распорядился адмирал.

Конечно, все приказания были даны заблаговременно, ибо лакей почти тотчас возвратился с подносом, полным пирожных, печений и прочих сладостей. Все это он поставил на стол.

— Ну, моя прекрасная просительница, окажите нам любезность: подайте чай, — сказал мне адмирал.

Я повиновалась, конфузясь и краснея, одной рукой протянула ему чашку чая, другой подала сахар, да при этом еще присела перед ним в малом реверансе, которому научилась в пансионе.

— В самом деле, — сказал мне сэр Джон, — все, что я о вас слышал, чистая правда: вы обворожительны!

Я с упреком посмотрела на Эми. Фраза, вырвавшаяся у адмирала, доказывала, что он не только предвидел мой визит, как мне раньше показалось, а просто ждал его.

— А, вы сердитесь на нее, зачем она мне проговорилась, что ее подруга — самое очаровательное создание на свете? И на меня вы сердиты за то, что мне захотелось увидеть вас? Но ведь с вашей стороны было бы очень жестоко отказаться прийти сюда. Тем самым вы бы обрекли вашего друга Дика на участь матроса, что, по-видимому, не является его призванием, а меня бы лишили возможности осуществить мое призвание, став вашим покорным слугой.

Я не знала, что мне ответить на эти речи, в которых было так много изящной учтивости, но явно маловато почтительности. Он протянул мне свою чашку, чтобы я добавила туда несколько капель сливок. При этом он заметил, что моя рука дрожит.

— Каково! — пробормотал он. — «Если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою»[10].

Я с удивлением посмотрела на него.

— Вы не видели на сцене «Гамлета»? — спросил он.

— Нет.

— То, что я вам сейчас сказал, Гамлет говорит Офелии, поражаясь тому, как столько грации, красоты и добродетели может сочетаться в одной женщине.

Я покачала головой.

— Но, поскольку Офелия сомневается в любви принца Датского, — продолжал сэр Джон, — он говорит ей:

При этом сэр Джон сжимал мои руки в своих, а голосу придал выражение глубочайшей проникновенности:

— И что же Офелия ответила на эти слова?

Сэр Джон поднялся.

— Гамлет, — сказал он, — не дал ей времени для ответа: он удалился, доверив сердцу той, которую он любит, говорить за него даже в его отсутствие.

— Вы нас покидаете? — спросила я.

— После трех часов я уже не застал бы лордов в Адмиралтействе, а я желаю доказать вам хотя бы, что умею держать слово, и сегодня же принести ответ, которого вы ждете, а уж будет ли он благоприятен, зависит не от меня.

— А что делать нам? — осведомилась Эми.

— Вы будете так любезны, что подождете меня на Пикадилли. Вас проводит туда мой лакей.

— Не могли бы вы, пока все не разрешится, отпустить бедняжку Дика хоть на сутки?

— Идет, — со смехом откликнулся сэр Джон, — но при одном условии. Пусть мисс Эмма поручится, что этот хитрец не вздумает дезертировать. А если это все же случится, придется мисс Эмме телом и душой отвечать за него.

— Эмма, ты согласна? — воскликнула моя подруга.

Я протянула руку сэру Джону:

— Даю вам слово, милорд.